Главная / О русской поэзии / Прогулки по садам российской словесности (часть XI)

Прогулки по садам российской словесности (часть XI)

Дмитрий Иванович Писарев

Прогулки по садам российской словесности (часть XI)

Толстой Лев Николаевич

XI       Дерзкий автор "Нерешенного вопроса" осмелился уподобить лукошку 72 того великого г. Антоновича, который считает себя в настоящую минуту единственным представителем реальной критики и единственным законным преемником Добролюбова. Великий г. Антонович, как человек неглупый, не обратил никакого внимания на непочтительную выходку так называемого enfant terrible (Ужасный ребенок (фр.). - Ред.). Но г. Посторонний сатирик, как человек очень раздражительный и очень ограниченный, огорчился лукошком до глубины души и начал изливать свои страдания в горячих и бестолковых полемических статьях. Надо полагать, что лукошкодействует подобно шпанской мушке, сохраняя притом свою раздражающую силу в течение многих месяцев. С каждым месяцем страдания г. Постороннего сатирика становятся невыносимее, так что, наконец, в январской книжке "Современника" несчастный Дон Кихот, удрученный лукошком, впадает в горячечный бред и с болезненною страстностью принимает свои видения за существующие факты. Ему мерещится какой-то призрак, который он называет "Русским словом"; ему кажется, что этот "призрак" отлынивает от его вопросов и увертывается от прямых объяснений с ним; ему кажется, что он, Посторонний сатирик, бежит за этим призраком, схватывает его, окружает его сплошною стеною занумерованных "тезисов и вопросов", тычет его носом "на номер, не получивший ответа или объяснения", разбивает его на всех пунктах и заставляет его "расхлебать кашу", которую он, призрак, заварил "Нерешенным вопросом" 73. Бедный страдалец обращается к своему призраку с следующим монологом: "Я непременно выведу вас на турнир, и вы непременно будете отвечать мне; я заставлю вас отвечать и вашими же ответами доведу вас до молчания. Вы уже предчувствуете, какая участь ожидает вас на турнире; вы видите перед собою прах поверженного мною г. Косицы и начинаете дрожать за себя. Не бойтесь, с вами я не поступлю так жестоко, как с ним, вас я не обращу пока в прах; но все-таки победу над вами отпраздную блистательно" 74. Все эти разговоры можно вести только с призраком, а никак не с "Русским словом", потому что настоящее, реальное "Русское слово" говорит и молчит, когда ему угодно, не тревожится никакими предчувствиями, не дрожит даже пред великим г. Антоновичем и не рассыплется в прах даже от поразительных карикатур всеусыпляющего "Будильника" 75. Между тем боль от лукошка усиливается, и галлюцинация становится еще бессвязнее; г. Постороннему сатирику представляется, что г. Зайцев и г. Благосветлов превратились в два бутерброда; 76 это видение, по всей вероятности, выражает собою желание пациента съесть живьем г. Зайцева и г. Благосветлова; однако г. Постороннему сатирику не суждено насладиться полным блаженством даже в области горячечных видений; бутерброды минуют его зияющую пасть; один из бутербродов заключает союз с американскими плантаторами, другой - обижает г. Воронова;77 сердце г. Постороннего сатирика изнывает за негров, изнывает за бедствующего литератора, не дописавшего повесть "Тяжелые годы", изнывает за покойного А. Григорьева, обворованного г. Писаревым, изнывает за "одно лицо", обиженное призраком, изнывает за г. Антоновича, увенчанного "лукошком", изнывает за Шопенгауэра, искаженного г. Зайцевым78, - и не изнывает только за "Современник", который бесконечно позорится всеми этими бессмысленными изнываниями.
   Я до сих пор говорил о подвигах г. Постороннего сатирика шутливым тоном, потому что о них, по-настоящему, не стоит говорить серьезно; но так как г. Сатирик, по своему безграничному самолюбию, может принять мой шутливый тон за неспособность опровергнуть его болтовню серьезными аргументами, то я дам ему небольшой образчик моего полемического искусства. Во-первых, позвольте вам заметить, г. Посторонний сатирик, что "Русское слово" ни от чего не отлынивает; тот ответ, которого вы требовали от "Русского слова" насчет "Нерешенного вопроса", был вам дан в октябрьской книжке 79, этот ответ, совершенно ясный и определительный сам по себе, был подкреплен тем обстоятельством, что "Русское слово" продолжало печатать "Нерешенный вопрос" до самого конца, несмотря на все ваши восклицания и несмотря на то, что вы в октябрьской книжке "Современника" заметили совершенно неосновательно, будто "Нерешенный вопрос" мог быть напечатан с большим удобством в "Отечественных записках" или в "Эпохе". Неосновательность этого последнего замечания доказывается как нельзя лучше тем обстоятельством, что "Отечественные записки" напечатали именно против"Нерешенного вопроса" статью г. Incognito, а "Эпоха" напечатала также против "Нерешенного вопроса" две статьи г. Николая Соловьева ("Теория пользы и выгоды" и "Бесплодная плодовитость"). Из этого факта вы можете вывести для себя одно из двух заключений: или то, что вы не понимаете тенденции тех журналов, о которых беретесь рассуждать, или то, что вы желали оклеветать "Нерешенный вопрос", отбрасывая его в категорию тех статей, которые могут быть напечатаны в филистерских журналах.
   Итак, "Русское слово" отвечало вам совершенно ясно и в то же время очень умеренно, что оно не видит никакой надобности отказываться от солидарности с "Нерешенным вопросом". После этого ответа всякие предварительные объяснения с вашей стороны были бесполезны. Вы должны были прямо приступить к разгромлению той статьи, которая вам не нравилась. Если же вы не приступали, то в этом вы должны винить исключительно самого себя. Если вы медлили вследствие великодушного сострадания к заблуждающимся грешникам, то я должен вам заметить, что ваше милосердие было совершенно неуместно. Ваше долготерпение никого не обратило на путь истины. Вы имеете дело с людьми неблагодарными, закоснелыми во грехе и чрезвычайно недоверчивыми. Эти люди думали и думают до сих пор, что ваше великодушие есть не что иное, как замаскированная пустота. У вас нет доводов против "Нерешенного вопроса", у вас нет самостоятельного миросозерцания, которое вы могли бы противопоставить нашим идеям, у вас нет даже щедринской веселости, которая умела осмеивать и оплевывать то, чего она не понимала 80, у вас нет ничего, кроме грошового самолюбия, а между тем вы стоите на виду, вы - первый атлет "Современника", на ваших плечах лежит фирма журнала, за вами добролюбовские предания, за вами "Полемические красоты" 81, все это вы должны поддержать, каждая ваша ошибка будет замечена и осмеяна вашими многочисленными противниками, и все это вы сами понимаете вполне. И поневоле, по инстинктивному чувству самосохранения, вы стараетесь отдалить ту неприятную минуту, когда ваше бессилие обнаружится во всей своей наготе. Вы придираетесь к мелочам, вы валите с больной головы на здоровую, вы кидаетесь по сторонам, вы хватаетесь то за негров, то за г. Воронова, вы собираете сплетни, вы выдумываете небылицы и в то же время притворяетесь неустрашимым бойцом и великодушным героем. Но когда-нибудь вся эта плоская комедия должна же кончиться. Положим, вы наполните еще пять-шесть книжек "Современника" предварительными объяснениями82, - ну, а потом что будет? С "Нерешенным вопросом" вы все-таки ничего не сделаете; а между тем у вас не хватит честности и мужества на то, чтобы откровенно отказаться от "Асмодея нашего времени" как от грубой, но извинительной ошибки. Стараясь защитить проигранное дело, вы окончательно запутаетесь в софизмах и заведете критику "Современника" в те дебри, в которых гнездится наше филистерство. Я вас предостерегаю заранее, но вы, разумеется, меня не послушаете и будете по-прежнему сыпать целыми лукошками самого неблаговидного лганья и, наконец, так уроните ваш журнал, что вас не выручат никакие добролюбовские предания. Во всяком случае вы видите теперь, что вам больше незачем великодушничать и что всякие дальнейшие промедления выставят вас в глазах ваших читателей в самом жалком и смешном виде. Поэтому или принимайтесь за "Нерешенный вопрос", или признавайтесь начистоту, что вы до сих пор говорили о Базарове пустяки и что "Асмодей нашего времени" написан великим критиком по неопытности.
   Кстати об "Асмодее". Г. Посторонний сатирик совершенно напрасно проводит ту мысль, что ответственность за эту статью лежит на том лице, которое в то время заведовало редакциею "Современника". Если бы в статье г. Антоновича заключались очевидные нелепости или глупости, тогда, конечно, эта статья составляла бы пятно на совести редактора, потому что добросовестный редактор должен читать все, что он помещает в своем журнале. Но для того чтобы увидеть несостоятельность "Асмодея", редактор должен был прочесть сначала - и прочесть очень внимательно - самый роман Тургенева. "Асмодей" был напечатан в мартовской книжке "Современника", а роман Тургенева - в февральской книжке "Русского вестника". Значит, антракт между напечатани-ем романа и напечатанием статьи был так невелик, что редактор как человек, заваленный работою, имел полное право не прочитать романа во время этого антракта. Редактор обязан читать все, что пишут его сотрудники для журнала, но он нисколько не обязан читать все, что читают его сотрудники. В январской книжке "Русского слова" помещена, например, статья г. Щапова, битком набитая ссылками на Лепехина, на Кастрена, на Палласа, на Миддендорфа и еще черт знает на какие мудреные источники и пособия 83. Неужели же редактор "Русского слова" обязан проверить все эти ссылки и перечитывать все, что прочитал г. Щапов? Ничуть не бывало. Ответственность за основную мысль, за ее направление лежит на авторе и на редакторе. Но ответственность за верность сообщаемых фактов лежит исключительно на одном авторе. Если бы кто-нибудь доказал, что г. Щапов исказил слово летописей или путешественников, то одному г. Щапову и пришлось бы за это разведываться с критиком. И если бы какой-нибудь озорник поднес г. Щапову лукошко, то ни одна частица этого лукошка не досталась бы редактору "Русского слова". Печатая статью г. Антоновича, редактор "Современника" имел полное право доверяться г. Антоновичу настолько, чтобы не заподозривать его в злонамеренном искажении или в неумышленном непонимании разбираемых фактов. Если оказывается теперь, что г. Антонович обманул это доверие, то вся вина ложится целиком на одного г. Антоновича.
   Статья г. Постороннего сатирика, помещенная в январской книжке "Современника", дает мне превосходный пример для подтверждения этой мысли. В этой статье мы читаем следующие поучительные строки:       Я утверждал и утверждаю, что взгляд г. Писарева на Катерину как светлое явление русской жизни несогласен с взглядом Добролюбова, а согласен с взглядом А. Григорьева, который высказал свой взгляд прежде г. Писарева; следовательно, взгляд этот принадлежит А. Григорьеву, а не г. Писареву. Ужели же это не правда и есть только мое изобретение? (стр. 159).
      На обертке январской книжки написано: "редактор Н. Некрасов". Но я никак не решусь утверждать, что ложное обвинение в литературном воровстве взведено на меня по милости г. Некрасова. Г. Некрасов тут ни в чем не виноват. Он не обязан помнить наизусть все критические статьи, напечатанные в русских журналах. Он не обязан знать, что г. Писарев никогда ни в чем не сходился с г. Григорьевым. Когда человек говорит: "я утверждал и утверждаю", тогда ни одному честному человеку в голову не придет подумать, что это я утверждаю и утверждает чистейшую ложь, не основанную решительно ни на чем. Помещая в своем журнале клевету г. Постороннего сатирика, г. Некрасов был, наверное, глубоко убежден в том, что печатает святую истину. А между тем это - клевета, и г. Посторонний сатирик сам должен будет признать себя клеветником, если не представит, в подтверждение своих слов, фактических доказательств, то есть если не укажет печатно на тот номер журнала, в котором были изложены взгляды Григорьева, совпадающие с моими взглядами на Катерину. Но за статью "Денежное несчастье с г. Благосветловым" ответственность падает на редактора, потому что тут дело не в фактах, а в тенденции. Г. Некрасов должен был сообразить, что, печатая эту статью, он восстает против принципа гласности, когда этот принцип прилагается к отношениям литераторов между собою. Кто громит г. Лохвицкого, тому восставать против гласности не приходится 84. - Затем прощайте, господа. Dominus vobiscum! (Господь с вами(лат.). - Ред.) Примечания: 72 Лукошко - см. примеч. 20 к статье "Реалисты".
   73 Здесь и далее - цитаты из полемической заметки М. А. Антоновича (Посторонний сатирик) ""Русскому слову"" ("Современник", 1865, N 1). В ней Антонович ставил перед редакцией "Русского слова" тринадцать вопросов, связанных с публикацией статьи "Нерешенный вопрос" и отношениями "Русского слова" к "Современнику", к наследию Чернышевского и Добролюбова. Требуя, чтобы "Русское слово" вперед "не отлынивало от ответов", Антонович обозначал каждый свой вопрос особым номером. "Если, - писал он, - вы уклонитесь от какого-нибудь из них, то я... прямо ткну вас на номер, не получивший от вас ответа и объяснения".
   74 Вспоминая о "прахе поверженного... г. Косицы", Антонович имел в виду полемику "Современника" с "Эпохой", в частности с сотрудником последнего журнала Н. Н. Страховым (псевдоним: Н. Косица). Эта полемика велась со стороны "Современника" Салтыковым-Щедриным и Антоновичем в июле - октябре 1864 г. Антонович, в частности, резко критиковал философский эклектизм Страхова (см. "Любовное обращение с "Эпохой"". - "Современник", N 10).
   75 Сатирический журнал "Будильник" в 1865 г. поместил несколько фельетонов, эпиграмм и пародий, направленных против Благосветлова и других сотрудников "Русского слова", в частности, против Писарева.
   76 Имеется в виду ответный выпад Антоновича в полемике с "Русским словом". "Если "Русское слово", - писал он в заметке ""Русскому слову". Предварительные объяснения", - назвало критику "Современника" вообще и г. Антоновича в частности "лукошком глубокомыслия", то, стало быть, и я имею полное право назвать критику "Русского слова"... ну, как бы ее назвать? - ну, хоть бутербродом глубокомыслия... и, говоря о критикантах "Русского слова", я буду выражаться так: бутерброд с глубокомыслием г. Благосветлова, бутерброд с глубокомыслием г. Зайцева и т. д." ("Современник", 1864, N 11-12).
   77 ...один из бутербродов заключает союз с американскими плантаторами... - Речь идет о рецензии В. А. Зайцева на "Единство рода человеческого" Катрфажа ("Русское слово", 1864, N 8). Приняв под влиянием К. Фохта теорию происхождения различных человеческих рас от разных пород обезьян, Зайцев утверждал мысль о неравенстве белой и цветных рас, в частности - негров. Антонович резко осудил Зайцева в заметке ""Русскому слову"". "Отрицать возможность равноправности негров, - писал Антонович, - значит отрицать возможность их свободы, значит утверждать неизбежность их рабства, значит сходиться во мнениях с американскими плантаторами". С аналогичными обвинениями выступили тогда и другие журналы. Зайцев поместил в "Русском слове" (1864, N 12) "Ответ моим обвинителям по поводу моего мнения о цветных племенах". - ...другой - обижает г. Воронова... - Имеются в виду отношения между Г. Е. Благосветловым как редактором "Русского слова" и М. А. Вороновым. Воронов перестал быть сотрудником "Русского слова" в 1864 г. Благосветлов печатно обвинил его в том, что он не дал в журнал окончания своей повести "Тяжелые годы", получив за нее гонорар вперед. Антонович (Посторонний сатирик) осмеял Благосветлова в заметке "Денежное несчастие с г. Благосветловым" ("Современник", 1865, N 1), обвинив его в эксплуатации сотрудников. Благосветлов отвечал на это заметкой "Буря в стакане воды, или Копеечное великодушие г. Постороннего сатирика" ("Русское слово", 1865, N 1).
   78 ...сердце г. Постороннего сатирика... изнывает за покойного А. Григорьева, обворованного Писаревым... - В указанной заметке ""Русскому слову"" Антонович утверждал, что взгляд Писарева на Катерину в статье "Мотивы русской драмы" совпадал со взглядом на нее A. Григорьева в статьях последнего "После "Грозы" Островского" (1860) и "Искусство и нравственность" (1861). Кроме полемики с Добролюбовым (но с совершенно разных позиций), между указанными статьями Григорьева и статьей Писарева не было ничего общего. - ...изнывает за "одно лицо", обиженное призраком... - "Одним лицом", которое "заведовало исключительно и безраздельно" редакцией "Современника", Антонович в указанной заметке по цензурным условиям называет Чернышевского. Антонович напоминал, что его статья об "Отцах и детях" была одобрена Чернышевским. Поэтому он заявлял, что оскорбления, брошенные Писаревым в его, Антоновича, как автора данной статьи, адрес, "принадлежат и этому лицу". - ...изнывает за Шопенгауэра, искаженного г. Зайцевым... - Речь идет о статье В. А. Зайцева "Последний философ-идеалист" ("Русское слово", 1864, N 12). В ней Зайцев некритически отнесся к Шопенгауэру, объявив его "последним идеалистом", который якобы "расчистил поле для деятельности естественных наук и доказал и словом и примером необходимость заменить метафизические разглагольствования эмпирической философией" (см. Зайцев B. А. Избр. соч., т. 1. М., 1934, с. 268). Позднее Антонович дал критический анализ философских взглядов Зайцева в статье "Промахи" ("Современник", 1865, N 4).
   79 Имеется в виду "Ответ "Современнику"" в N 10 "Русского слова" за 1864 г. (См. о нем в преамбуле к статье "Реалисты"). В этом "Ответе" от имени редакции "Русского слова" высказывалась уверенность, что и "Современник" уважает "базаровский элемент" "в жизни общественной и семейной, в науке и искусстве". Антонович решительно заявлял, что "элементов, сочиненных Тургеневым", "Современник" не уважает, а "Ответ" считал "отлыниванием" "Русского слова" от объяснений ("Современник", 1864, N 11-12)    80 Этот полемический выпад против Щедрина в 1-м изд. был дополнен следующим примечанием от издателя (Ф. Ф. Павленкова): "Новым доказательством такого взгляда на смех нашего вице-литератора и кавалера Щедрина может служить его рассказ "Новый Нарцисс", нашедший себе приют не в "Литературной библиотеке" и не в приложении к "Вести", а в обновленных "Отечественных записках" 1868 г." Поскольку ч. 9 1-го изд. появилась в свет после смерти Писарева, нельзя судить, было ли это резкое ироническое примечание дано здесь с его согласия.
   "Полемические красоты" - цикл полемических статей Чернышевского, опубликованный в "Современнике" 1861 г. и направленный против либерально-охранительной журналистики.
   82 Предварительные объяснения - подзаголовок заметки М. А. Антоновича (Постороннего сатирика) ""Русскому слову"" ("Современник", 1864, N 11-12).
   83 Статья Щапова "Историко-этнографическая организация русского народонаселения".
   84 Писарев имеет в виду одно из полемических выступлений "Современника" (1864, N 10). Сотрудник журнала Г. З. Елисеев выступил с критикой статьи либерального юриста профессора А. В. Лохвицкого "Гласность, суд и газеты", опубликованной в газете "Голос" от 19 апреля 1869 г. Статья Лохвицкого была направлена против гласности. В возникшей вокруг статьи полемике "Современник" отстаивал широкую гласность. В заметке же "Денежное несчастие с г. Благосветловым" (см. примеч. 77) Антонович осмеивал Благосветлова за то, что тот предал гласности историю с Вороновым.
     

Голосование

Понравилось?
Проголосовало: 0 чел.

Ваш комментарий

Чтобы оставить комментарий, войдите на сайт под своим логином или зарегистрируйтесь

Реклама